Зерна отделялись от плевел. Оставалась информация.
Если бы то же самое делал я, а не машина, мне бы понадобились недели, а не часы.
— Вот что у нас получилось. — продемонстрировал итог работ Александр Анатольевич.
Я взглянул на экран монитора.
Получилось то же самое, что и раньше. Только гораздо более подробно и объемно. То есть не получилось ничего.
Совсем ничего! Но эстетичнее и с применением передовой вычислительной техники!
Я устало плюхнулся на стул. И руки опустил. Александр Анатольевич замер возле горящего экрана. Он ничего не понимал, потому что не знал цели работы, которую выполнял. Ему его таблицы нравились. Впрочем, мне тоже. Они были гораздо симпатичнее тех, что я вырисовывал фломастерами на ватмане. Но это было единственное их отличие друг от друга. И совсем не то, которое мне хотелось бы иметь.
Нет, программист не был виновен, он выполнил свою работу так, как надо было. Отлично выполнил. Дефект заключался в другом. В наборе информации отсутствовал какой-то важный элемент. Связующий элемент. Тот, что должен был превратить скопище разрозненных сведений в нечто совершенно новое.
Для того, чтобы груду кирпичей превратить в собор Парижской богоматери, не хватало цемента. И еще умного архитектора!
Где-то я дал промашку. Но где? И когда?
Я снова проанализировал весь свой путь расследования. Все, связанное со сбором информации.
Нет, здесь ошибки быть не могло. Тогда где? В какой момент моя логика дала сбой? В чем закавыка?
В чем?!
А пожалуй, в самой информации! В ее односторонности. Подавляющее большинство сведений я почерпнул из периодики. И лишь ничтожную часть — от самого объекта расследования. А ведь он бы мог порассказать много больше интересного, чем я умудрился с него с помощью микрофонов повытянуть. Наверное, он о своей жизни более осведомлен, чем журналисты, что о нем в газетах заметки кропали.
Как сказал тогда Александр Анатольевич? «Не проще ли у него самого узнать, где он был и с кем встречался?» Кажется, так? Прав был программист. Проще! А я, дурак, его мудрую подсказку мимо ушей пропустил. Прислушиваться надо к людям, которые всю жизнь математическими построениями занимались. Раз своего ума не хватает!
Итак, мне нужна дополнительная информация. И обязательно из первоисточника! Той, что вокруг да около, я насобирал с избытком. Пусть теперь о себе расскажет сам герой дня.
Нет, я не собирался выволакивать члена Правительства за волосы на улицу и, пиная его по почкам, требовать ответа на поставленные вопросы. Да мне бы его и не дали выволочь. И за волосы схватить. Вывернули бы руки еще на дальних подходах. Но я мог обратиться к личному эпистолярному творчеству своего подопечного Писал же он отчеты о проведенных мероприятиях. И командировочные сдавал. И авиационные и железнодорожные билеты. До того, как на такую высоту взлетел, где вместо купированного вагона скорого поезда — персональный правительственный самолет. Без билетов. Не всегда же он был Мэтром. Когда-то и в служках ходил.
И интересно, где ходил?
С этого, с выяснения его бывших мест работ, я и начал. И набралось их немало. Летуном оказался наш Правитель. Из кресла в кресло так сигал, что только штаны в швах трещали. Причем никогда вниз, только — вверх.
Вот по этим креслицам мы и пройдем. От тех, что внизу, к тем; что повыше…
— Здравствуйте, — сказал я молоденькой и очень милой на вид работнице бухгалтерии. — Тут такое дело, помощь ваша требуется. Очень. — И улыбнулся как мог более обаятельно.
— И какая же помощь? — ответила она автоматически, поправляя прическу и тоже улыбаясь.
— Так, пустячок. Требуется мне навести кое-какие справочки по командировочным документам.
— И все?
— И все.
— Я не имею права показывать финансовые документы посторонним людям! — непробиваемо казенным тоном ответила она.
Наверное, ей представлялось, что я попрошу что-нибудь другое.
— И все же я рискну повторить свою просьбу. Я из милиции.
— Минуточку, — вспыхнула девушка и схватилась за телефонную трубку. — Марья Ивановна, здесь из милиции пришли. Просят документы показать.
В бухгалтерии наступила мгновенная тишина. Даже мухи перестали летать, почуяв что-то неладное.
— Вас просит зайти к себе главный бухгалтер, — деревянно произнесла девушка и указала изящным пальчиком на дверь.
— Я подойду к вам еще. Попозже, — многозначительно пообещал я, разворачиваясь к указанной двери.
Главный бухгалтер не была молода, не была привлекательна и не улыбалась.
— Я вас слушаю, — сухо сказала она и посмотрела на часы.
Нет, здесь мягким обхождением ничего не добьешься. Здесь надо запугивать. Сразу. И желательно до судорог.
— Отдел по борьбе с особо опасными экономическими и финансовыми преступлениями, — представился я. — Следователь по особо важным делам майор Филимонов. Вот мое удостоверение.
Лицо главбуха напряглось и стало напоминать кирпич. Красный. Видно, не все в ее хозяйстве благополучно, раз она так каменеет.
— Мне нужна ваша помощь. Главбух кивнула.
Похоже, надо переходить к просьбам, пока ее паралич не разбил.
— Дело крайне серьезное… — Теперь нахмурить брови и сделать длинную паузу. Обязательно паузу. Чтобы она еще немного напряглась, а потом облегченно вздохнула. Это способствует проявлению желания помочь ближнему своему. Причем, чем длиннее пауза, тем значительней испытанное затем облегчение и тем выше готовность к совершению добрых дел. — В стране зарегистрировано несколько преступлений с использованием поддельных бланков и финансовых документов.
Вздох облегчения.
— В том числе и вашего учреждения. Новое замирание.
— Мне необходимо просмотреть все командировочные предписания, доверенности и еще некоторые документы (доверенности и «еще некоторые документы» — это, конечно, для отвода глаз) за период… Впрочем, это дело следствия. Об этом я говорить не буду. Вы готовы представить мне требуемые материалы? Или мне обращаться в вышестоящие инстанции для оформления изъятия?
— Нет. То есть да. То есть конечно. Мы готовы помочь, — затараторила главный бухгалтер, поднимая телефонную трубку. — Лиза! Помогите, пожалуйста, товарищу мили…
— Не надо! — остановил ее я. — Давайте без должностей.
— Просто товарищу, — растерянно повторила главбух, — в просмотре документов… — она подняла вопросительно бровь.
— Я сам скажу, каких.
— Он скажет, каких.
— Вот и славно. Значит, мою помощницу зовут Лиза?
— Да, Лиза.
— Спасибо за оперативную помощь. Да, и еще. Пожалуйста, никому не рассказывайте о моей просьбе. Сами понимаете — следствие еще не закончено. Хорошо?
— Хорошо!
— Ну, тогда подписки я брать не буду… Главбух сглотнула слюну.
— Ну вот, Лиза, я и вернулся. Как обещал…
Примерно по тому же сценарию я действовал и в других бухгалтериях и канцеляриях. Где-то как майор милиции, где-то как подполковник Безопасности. В зависимости от того, какого страха хотел нагнать.
И только в последних, приближенных к власти организациях мне пришлось сменить тактику. В архивы этих учреждений посторонних, без согласования со службой охраны, не допускали. Даже если они были майорами МВД. Здесь метод нахрапа не подходил. Здесь приходилось брать на жалость.
Вечером, после работы, я вылавливал кого-нибудь из работников бухгалтерии или архива и рассказывал слезливую историю.
— Мне очень стыдно вам признаваться, но я подозреваю, что моя жена гуляет.
Лицо женщины размягчалось. Иначе и быть не могло. Потому что в качестве жертвы я обычно выбирал женщин перезрелого возраста, которых бросил муж. А лучше два.
— Я очень люблю свою жену. А она мне изменяет. С… — и, наклонившись, я на ухо и шепотом произносил искомое имя.
У женщины глаза на лоб лезли. Но одновременно в них вспыхивал огонек любопытства. Это же не сплетня — это всем сплетням сплетня!
— Да. Так получилось. Я человек не из последних, — скромно говорил я, отступая на шаг к своей навороченной, угнанной два часа назад иномарке, чтобы она могла получше рассмотреть мои накануне купленные в валютном магазине наряды. — И тем не менее… Она предпочла его.
Женщина сочувственно вздыхала.
— Но дело не в них. Дело в детях. У нас трое детей. Мальчики. В чем виновны они? Я не против, чтобы уходила жена. Потому что я ее очень люблю. И не желаю ей несчастья. Но я не хочу, чтобы уходили дети. Потому что их я люблю еще больше, — и я выпускал на небритую щеку скупую мужскую слезу. — Простите, ради бога.
У женщины начинала подрагивать нижняя губа.
— Чем я могу вам помочь? — спрашивала она.
— Я не уверен до конца, что это он. Хотя наверняка это он. Но я не могу ничего предпринять, пока не буду уверен, что это он.